— Но, сэр, на пути к... столь быстрому обогащению могут возникнуть... опасные препятствия. Законы, например...
— Ха, законы! Они нужны, чтобы держать в узде простолюдинов. Ни Кортес, ни Писарро 29 не заботились о законах, а захватывали целые страны со всеми богатствами, и потомки не осуждают их. Кто они были? Просто решительные ребята... Времена святош и старинных добродетельных рыцарей миновали давно. Все, что становится поперек дороги — буква ли закона, чужая ли воля, — надо сметать или умело обходить.
— Сэр Фредрик, я уже высказал свое убеждение, что именно такие люди сейчас и необходимы стране. Во мне вы нашли единомышленника! Вы могли убедиться, что я тоже не склонен к излишней осторожности. Ведь когда некоторые таможенные формальности становились нам поперек дороги, мы всегда находили способ, чтобы, так сказать, не спотыкаться...
— Отлично! Перейдем к делу. Какую сумму вы готовы вложить для начала в первые операции?
Паттерсон долго прикидывал что-то в уме и в раздумье отвечал, глядя мимо собеседника:
— Пожалуй, тысяч шесть можно бы вложить... Но каковы, сэр, ваши ближайшие планы?
— Об этом я сообщу вам после возвращения из плавания моего брига «Орион». Я уже в течение двух недель жду его со дня на день. От капитана Брентлея я ожидаю важных подробностей об одном неизвестном острове, координаты которого я сообщил капитану перед отплытием. Быть может, эти подробности откроют мне, я хочу сказать — нам, довольно заманчивые перспективы. В недалеком будущем солидную выгоду сулит мне одна экспедиция в глубь Африки. Обе мои шхуны — «Глория» и «Доротея» — уже там, у африканских берегов...
— Черное дерево? Слоновая кость? Не так ли, сэр Фредрик? — Паттерсон смотрел на собеседника с любопытством и жадностью.
— Нет, мистер Паттерсон, черная кость, простите мне эту шутку! Черная кость, точнее — черные руки! Хлопковым и сахарным плантаторам нужны руки, черные руки в железных браслетах. Миллионы черных рук требуют американские колонии, мистер Роберт!
— О, я понял вас, сэр! Очень, очень разумное помещение капитала!.. Как только «Орион» вернется, мы поставим его в док, оборудуем на нем батарейные палубы и оснастим корабль заново. Работа над ним пойдет днем и ночью. О! Колонии и плантации с нашей помощью будут получать много этих черных рук, украшенных железными браслетами!
И две белые руки, украшенные золотыми перстнями, соединились в крепком, долгом пожатии.
6
Джеффри Мак-Райль, полнеющий брюнет с розовыми щеками и холеными усиками (он сохранил их в память о неудавшейся военной карьере), вернулся после спуска «Окрыленного» в свою холостую квартиру, которую делил с моряком Джозефом Лорном. Большую часть своего времени Лорн проводил в море, и потому домик на Гарденрод почти круглый год находился в распоряжении одного Мак-Райля. Квартиру эту он снимал у вдовы-немки Гертруды Таубе, боготворившей своего постояльца.
Она ухаживала за ним так, как только сентиментальная немка способна ухаживать за избалованным мужчиной.
Чистенькая, свежеокрашенная решетка отделяла от улицы уютный одноэтажный домик, приветливо глядевший на прохожих четырьмя окнами фасада. Окна завешивались гардинами и шторами; фрау Таубе собственноручно два раза в год красила эти занавеси в... кофейной гуще. Вокруг домика росли яблони и груши, под окнами красовались две цветочные клумбы, похожие на кондитерские торты и распространявшие по вечерам одуряющий запах цветов табака. В глубине двора, среди каштанов и грабов, виднелся крошечный флигель самой хозяйки. Вместе с Джеффри в доме жил его слуга, мулат Энрико Рой, приводивший хозяйку в отчаяние своими чересчур холостяцкими привычками, отсутствием уважительности и способности к круглосуточному ничегонеделанию. Здоровый сон был его главным времяпрепровождением.
Хозяин долго стучал в запертую дверь своего жилища. Наконец он полез в глубокий карман своего камзола и извлек ключ. Отомкнув входную дверь, хозяин застал своего слугу храпящим на огромной ковровой тахте. Комната с этим восточным ложем служила в квартире Мак-Райля и будуаром и кабинетом. Довольно бесцеремонный пинок ногой сбросил Роя с тахты.
— Убирайся к дьяволу, животное! — коротко приказал хозяин. — Сейчас я буду принимать здесь гостей.
Мулат потянулся так, что кости в его суставах затрещали. Он широко зевнул, почесал голову и сплюнул. Эти изящные манипуляции не показались хозяину необычными.
— Послушай, Мак, — обратился слуга к господину с фамильярностью, не совсем принятой для лиц его звания, — какого черта ты все еще болтаешься в Бультоне? Я слышал, что Джакомо давно гонит тебя в Голландию на подмогу Джузеппе, по делам этого старого дурака Ленди.
— Во-первых, не суй своего носа в дела, которых ты не понимаешь. Во-вторых, готовь дорожный сундук, потому что на днях я уеду. В-третьих, сколько раз нужно долбить в твою глиняную башку, чтобы ты выбросил из нее слово «Джакомо», а говорил бы...
— Ладно, виноват, обмолвился! Значит, ты, Мак, поедешь в Амстердам? Ах, рыбья кость тебе в глотку, славно же ты гульнешь в голландских трактирах! А что делать мне?
— Валяться на этой тахте и строить куры фрау Таубе, пока не придет «Орион». Тогда сэр Фредрик найдет тебе занятие. Из Голландии я скоро вернусь вместе с Джузеппе Лорано, и тогда...
— Эй, Мак, вот ты и сам проговорился: сказал «Джузеппе Лорано»!..
— А, черт! Я хочу сказать, что после моего возвращения из Голландии в обществе мистера Джозефа Лорна нам, возможно, придется совершить небольшую воскресную прогулочку по делам высокорожденного наследственного виконта Ченсфильда, сэра Фредрика Джонатана Райленда.
— Какую прогулочку? Куда?
— Совсем недалеко: маленький пикник к берегам Африки, Америки и в индийские воды.
— Опять чертовы индийские воды! Не повезло тогда одноглазому Бернардито с этой индийской экспедицией!
— Зато повезло кое-кому другому!..
— Зачем же мне тащиться вместе с вами?
— Как — зачем? Не могу же я пускаться в путь без преданного и высоконравственного слуги! Довольно болтать! Проваливай в свою дыру, живо! Идут Райленд и банкир Ленди... Добро пожаловать, господа! Энрико Рой, вы свободны... Мистер Ленди, могу вас обрадовать, что от Джозефа Лорна получены сегодня из Амстердама хорошие вести по интересующему вас делу.
— О, нынче день сплошных удач! Какую же сумму наличными предлагают ему ростовщики?
— В английских деньгах от пятидесяти до шестидесяти тысяч фунтов 30 за двадцать шесть камешков.
— Мистер Райленд, как вы находите эту цену за ваши фамильные драгоценности?
— Неплохая цена, особенно если принять во внимание одновременную продажу большого числа бриллиантов и негласный характер этой операции.
— Вы мой спаситель, сэр Фредрик! Я никогда не забуду этой услуги в тяжелую для меня минуту. Вы приносите в жертву фамильные бриллианты, чтобы поддержать «Бультонс-банк» в самый критический момент. Поверьте, что отныне интересы «Северобританской компании» станут на первое место при всех операциях «Бультонс-банка». Когда же я смогу получить эти деньги, вырученные за продажу камней?
Фредрик Райленд вопрошающе взглянул на Мак-Райля. Ленди переводил взгляд с одного на другого.
— Полагаю, что недели через две Мак-Райль и Джозеф Лорн уже доставят вам всю эту сумму полностью. Можете готовить вексель на шестьдесят тысяч, мистер Ленди.
Банкир с чувством пожал руку мистеру Райленду.
— Теперь, когда с делами покончено, мы, может быть, проведем остаток вечера в «Чреве кита»? — предложил Мак-Райль.
Однако банкир, сославшись на усталость, уже встал, чтобы ехать домой. Мак-Райль вышел проводить обоих гостей и наблюдал с крыльца, как джентльмены занимали места в просторной коляске владельца банка.
В порту замигал маяк, и прозрачная летняя ночь зажгла над городом свои неяркие звезды.